«Есть еще похер в похеровницах!»
Генри уже минут пять стоял над ведром, держа двумя пальцами мокрую половую тряпку, с которой стекала вода, когда к нему сзади подошел сильно озадаченный Шадис.
«Хоффман, ты что, сукин сын, делаешь?»
«Мою полы, сэр».
«А тряпку че не выжимаешь?»
«Она же грязная, сэр».
Дальше, вопреки сложившемуся стереотипу, Шадис не заорал благим матом, а просто надел на голову новобранца ведро и молча удалился… В общем, правильно мыть полы курсант Хоффман научился быстро.

Прошел уже месяц с того момента, как Генри поступил в кадетский корпус. Обучение жителю центра давалось совсем тяжко.
Впервые, когда Генрих попробовал местную кухню, состоявшую из тарелки перловой каши, кислой булки и стакана жидкости, отдаленно напоминающей чай, его чуть не вывернуло прямо на поднос.
Впервые, когда Генрих оказался на тренировке по рукопашному бою, ему вывихнули челюсть.
Впервые, когда Генрих заступил на дежурство, ему… Ну, вы уже знаете историю…
Аристократ оказался совершенно непригоден для жизни в спартанских условиях. Для Хоффмана тяжелым испытанием стало осознание того, насколько он не самостоятелен, недееспособен и беспомощен. Все умения и знания Генри, а выпускник лучшей столичной школы считал, что умел и знал он много, оказались абсолютно бесполезными. Ему никак не могло помочь знание того, чем отличается триоль от тритона, вальс от джиги, антагонист от протагониста, и в какой руке нужно держать нож, а в какой вилку – тут к обеду давали только ложку. В какой хочешь руке - в той и держи.
Больше не было прачки, которая стирала и гладила его вещи, не было кухарки, которая ему готовила, не было горничной, которая заправляла и меняла ему постель, а также, конюха, дворника, дворецкого, сторожа и экономки. Зато были клопы, общий сортир, полное отсутствие личного пространства и Шадис, факт существования которого превращал все вышеперечисленные вещи в так... Маленькую неприятность.
Высокородное происхождение Генри тоже не играло особой роли. По правде говоря, его статус только усугублял ситуацию, создавая некоторые проблемы в общении с коллективом.
Всё бросить через неделю и вернуться домой долговязому кадету не позволила гордость. Недопустимо показываться на глаза отцу, после подобного провала, когда взрослый сын столько ему наговорил про честь и долг. Нет… Ни в коем случае нельзя было отступать.
И потом, что-то все-таки у Хоффмана получалось. Он вполне сносно бегал и прыгал, держался на стропах, мог настроить гитару и даже спеть, а также хорошо усваивал устные дисциплины, из чего извлекал для себя личную выгоду. Генри помогал сокурсникам с учебой и не стеснялся тех просить взамен дать частные уроки подшивания воротничков и чистки сапог. Выручали непутевого, но старающегося кадета, в основном, девушки, правда, это определенно был плюс…
Общий язык Генри нашел с ребятами, которые тоже хотели попасть в Королевскую Полицию. Их компании и держался.
Когда же первокурсников вывели на стрельбище, у Хоффмана наконец-то появилась возможность блеснуть своими способностями. На первом занятии рыжее недоразумение с пугающей педантичностью поразил не только все мишени, но и всю свою группу (фигурально выражаясь, конечно). Да, стрелять из ружья юноша действительно умел. Раньше даже в соревнованиях участвовал, правда, не занимал мест выше третьего, а тут… Генри словно душу отводил. Пальба по мишеням его не заводила, а успокаивала. В каждый выстрел парень вкладывал все, что его добивало. И каждая пораженная цель будто разбивала весь накопившейся негатив вдребезги... Стрельба определенно стала его любимой дисциплиной. С помощью нее Хоффман доказал, что он не «интилегентский высер», как Шадис назвал его на обряде посвящения, а курсант, способный стать офицером.

Кончился очередной день усиленных тренировок. Генри, вымотанный и голодный, но пребывающий в хорошем настроении, ужинал в общей столовой, окруженный компанией товарищей, и в этот раз еда ему уже не казалась отвратительной. Привык.
Его группа только что вернулась со стрельбища. Ребята были уставшими, одежду и лица их покрывал слой полигонной пыли, но это нисколько не мешало курсантам шутить и смеяться, обсуждая последние события, и наслаждаться мыслью о том, что до отбоя осталось совсем недолго.
- …А я все равно не понимаю, как Хренова Неженка, вроде тебя, может так стрелять… - слова, сказанные приунывшим сокурсником по имени Ганс, еще пару месяцев назад были бы восприняты Хоффманом не иначе, как оскорбление. Но сейчас юноша, который даже к родителям обращался исключительно на "Вы", уже не видел в подобных выражениях ничего унизительного и находил забавной такую в себе перемену. Генри улыбнулся, как чеширский кот, и  ободряюще взглянул на друга.
- Он просто не задницей целится, как некоторые! - волна смеха прокатилась по помещению. Да, Гансу действительно не давалась стрельба, несмотря на дюжие старания, которые прикладывал парень. Генрих знал, что в какой-то момент у сокурсника начнет получаться не хуже, чем у остальных, но момент этот явно запаздывал.
- Не зацикливайся на цели, Ганс. Думай о том, что ты хочешь ей отдать вместе с выстрелом, - но скептическое выражение лица товарища говорило, что тот мало чего понял, - Или попробуй прицеливаться другим глазом.

Отредактировано Henry Hoffman (2013-11-14 22:29:56)